Учебник по Истории Украины. 5 класс. Власов - Новая программа

ПРОЧИТАЙТЕ НА ДОСУГЕ

Поединок

- Когда же прозвали его Вещим? - дергал папину руку Малко.

- Ты таки хочешь обозлить богов, - предостерегающе говорил отец, поглядывая на небо, с одной стороны нахмурившееся грозовыми тучами.

Отец и сын подошли к берегу Почайны*, позвали перевозчика.

- Дядя, а может вы знаете, почему прозвали властелина Горы** Вещим? - вырвалось у парня, как только лодка закачалась на мягких волнах.

Словоохотливый перевозчик обрадовался: пусть этот почтенный мастер остается наедине со своими думами-бедами, я же побеседую с маленьким подольским говоруном.

- По-разному говорят люди,- неторопливо начал предание. - С тех пор, как сел Олег на Горе, словно гадюки, поползли по городу слухи: неправдой получил он княжеский дворец, не будет справедливой и его смерть - никогда не увидит душа Олега Вырия***. Еще и беду накличет на древние киевские горы, где были когда-то счастливыми наши деды и родители.

Говорили-обсуждали киевляне, а все-таки подчинялись воле чужестранца, потому что старейший из волхвов Перуна назвал нового властелина Вещим - предвещали его Киеву всемогущие боги. Это их гнев убил последнего Киевича за измену прадедовской вере. А что Перун**** помогает ему, так это правда. Из скольких земель собирают дань его дружинники и нигде не знают сопротивления!

Лодка ударилась о берег.

Вдруг мелькнула молния, и небо посыпало густые капли. Неожиданный дождь заставил плотника задержаться в обществе говорливого перевозчика. «Все беды у людей от длинного языка», - подумал он, однако остался переждать ненастье в хижине старика.

* Почайна - река, приток Днепра.

** Гора - так называли верхнюю часть Киева; один из холмов, где, по летописи, возник город; здесь располагались дворцы князя и бояр.

*** Вырий - по представлениям древних украинцев, остров во Вселенной, где собирались боги и души умерших; туда же слетались на зиму птицы.

**** Перун - бог грома и молнии у древних славян.

- Чудеса рассказывают о том Олеге, - продолжал перевозчик. - Вроде бы видели, как в полнолуние вылетает из его хором сокол-птица, летит куда-то на Лысую гору* или в Дорогожичи**, а там превращается в змея-полоза и служит горбатой сизоглазой ведьме, которая иногда появляется на подольском торжище.

От этих слов у Малко остывала кровь: не лжет старик. Видел он и сам эту колдунью, еще и хлеб ей давал.

- Скрывает Олег свое колдовство. Но однажды не удержался. Было это во время похода на Византию. Благополучно спустилась дружина Олега Славутой*** к морю, прошла и море. Но перекрыли хитроумные византийцы вход в свою гавань. Натянули огромную цепь, прикрепленную к каменным башням на берегах залива Золотой Рог. Тогда Олег приказал вытащить лодки и поставить их на колеса. И увидели чужестранцы небывалое: под натянутыми парусами корабли Олега летели по суше к их столице.

Задрожали заморские края: как воевать с властелином, который имеет крылатые корабли?! С тех пор платят они Киеву большую дань. Известие о победе достигло Киева раньше Олега. Его же за мудрость назвали именем Вещий...

Поздно вечером плотник с сыном возвращались домой. Но ночь и тихий плеск Днепра почему-то не укачали шумный Подол. Его улицы охватила необычная суматоха: везде пылали костры, люди взволнованно переговаривались. С высокой Киевской горы, из княжеского дворца, скатилась новость: умер Вещий Олег. Исполнилось давнее пророчество о смерти от коня. Не разминулся Олег с Судьбой. Давно умер его верный конь Лебедь. Но смерть караулила, спрятавшись гадюкой под омытыми талой водой и дождями костями Лебедя.

Горели звезды, а на подольском торжище согбенная возрастом сизоглазая женщина рассказывала о последних минутах Олега. Отравленный змеей, потребовал он увидеть Аскольдову могилу.

- Склонил Олег низко голову, - то ли смеялась, то ли плакала женщина, - и сказал: «Не стал твой город родным мне. Ты победил в поединке, князь».

* Лысая гора - одна из гор на правом берегу Днепра; согласно верованиям древних киевлян, место, где собирались темные силы.

** Дорогожичи - урочище в Киеве.

*** Славута - давнее поэтическое название Днепра.

Цареградские чудеса

- Ой, братик, как же я соскучилась по тебе, - девушка на мгновение замолкала, прижимала маленького Василика и рассказывала дальше.

А мальчик слушал рассказ сестры и не верил ей - разве могут на самом деле существовать - пускай даже и за морем - золотые птички, которые поют лучше киевских соловьев?

- А где же их гнезда, этих чудо-птиц? - хитровато прищурив глаза, спросил Василик.

- Какие же гнезда у золотых птиц, если они неживые?! Их мастер-золотарь сделал и высадил на золотые деревья, которые возле трона императора. Когда зашли мы в зал, то ослеплены были их ярким блеском. Даже княгиня Ольга удивилась: деревья, веточки и каждый листочек на них - обычные, но почему-то не зеленые, а золотые. И птички - точь-в-точь такие, как в наших рощах, только из чистого золота. И вдруг императорский трон начал подниматься вверх. Затрепетали крылышками и запрыгали золотые соловьи. Вдруг - гр-р-р...

От неожиданности Василик сжался в комок и крепче прижался к сестре.

- Это действительно было страшно. Я просто застыла от ужаса, - рассказывала девушка. - Золотые львы, лежавшие около императорского трона, поднялись на передние лапы, разъяренно задергали хвостами и заревели. Несчастная княгиня! Она же ближе всех к тем чудовищам!

- А что Ольга?

- Осталась невозмутимой, только на какое-то мгновение улыбкой блеснули глаза.

- Это по-нашему. Хорошо было бы, если бы княгиня напомнила чужестранцам, как когда-то воины-русичи напугали Цареград. Слышал я, что при Олеге, которого называют Вещим, ушла из Киева дружина в поход за море. Но перекрыли византийцы вход в свою гавань огромной цепью, прикрепленной к каменным башням на берегах залива Золотой Рог. Тогда Олег приказал вытащить ладьи и поставить их на колеса. И увидели в Цареграде небывалое явление: под натянутыми парусами русские корабли стремительно летели по суше к городу. Запросили мира тогда заморские края, согласились платить Киеву большую дань. Неужели забыли?

- Ох и мудрым ты стал, брат. Конечно, не забыли. Если бы презирали нас, разве принимали бы так торжественно княгиню со всей ее свитой?

Девушка, дочь уважаемого киевского боярина, только вернулась из Цареграда, где находилась вместе с княгиней Ольгой. Впечатлений от путешествия было не на один вечер. Прибыв в Цареград в начале лета, посольство ожидало встречи с императором до самого сентября. После первого приема, 9 сентября, был назначен еще один - на 18 октября. Чего только не увидели наши путешественники! Это и многолюдные цареградские базары, где продавалось все, чего пожелает душа: ценные украшения, разнообразное оружие, кони, расшитые серебром и золотом разноцветные шелковые ткани, ковры, сладости и пряности.

А также роскошные мраморные дворцы и величественные, неземной красоты храмы.

Особенно поразил русичей главный собор Цареграда - Софийский.

Расположенный в центре византийской столицы, он был предназначен для императорских церемоний. Внутри собор украшали полированный мрамор, резные колонны, огромное количество изделий из серебра, золота, ценных камней. Необычайное впечатление производило торжественное хоровое пение во время церковных служб.

Не могли не поразить киевлян и уличные торжества во главе с самим императором и разнообразные представления - выступления странствующих акробатов, музыкантов, фокусников.

Ошеломляли и сами улицы. Они были застроены многоэтажными мраморными домами, чуть ли не на каждой из них возвышался храм.

- Знаешь, Василик, если бы я не побывала там, то, вероятно, сама не поверила бы во все цареградские чудеса. Держи подарок, - девушка развернула тонко расшитый шелковый платочек и положила брату в ладошку маленький крестик. - Пусть он служит тебе путеводителем в краях заморских. Отец говорил, что с весной отправишься в Цареград и ты - в науку.

Вещие слова

Много чего видели на своем веку быстрые воды Дуная. Однако такому блеску позавидовало бы и Черное море. Сияли на солнце императорские доспехи. Золото, ценные камни, самые дорогие ткани в наряде могущественного властелина должны были убедить князя русичей: не по силам волку львиные когти. Война с Византией - напрасное дело: никому не преодолеть ее золотого величия. И пусть говорят о гордом Святославе, что не стремится он к богатству. Не было еще среди людей того, кого бы не заворожили бриллианты императорского меча. Император удовлетворенно улыбнулся: решил прибегнуть к хитрости. Вспомнил быль, предание о которой переходило из одного европейского дворца в другой.

...Как-то появились в стане Святослава византийские послы. Принесли с собой богатые подарки. Чего только не было среди драгоценностей, завернутых в дорогие узорчатые ковры! Так византийцы хотели узнать, что больше любит князь: золото или шелк? Однако остался равнодушным Святослав к заморским дарам. Разочарованные послы ни с чем вернулись домой. Когда же известили своего царя о неудаче, велел он послать Святославу оружие, изготовленное руками лучших мастеров Византии. Долго любовался киевский князь острыми мечами и копьями, очень благодарил царя. На это царские советники сказали: «Лютый будет сей муж, потому что богатством пренебрегает, а оружие берет. Соглашайся на дань».

- Что-то опаздывает русский властелин, - прервал нить размышлений император и вдруг помрачнел.

Несколько ладей рассекали дунайские волны, быстро приближаясь к императорской свите.

- Не хитрить ли надумал Святослав? - обратился император к советникам.

Те озадаченно молчали: после заключения мира ничего не смогли узнать о намерениях князя.

Император напряженно всматривался в реку. Ни одна лодка не выделялась среди других. На каждой сидело несколько десятков гребцов, развевались на ветру боевые стяги русичей. «Нет, нету между ними князя», - подумал император и почувствовал жгучий стыд: похвастался золотом перед дунайскими волнами и собственной челядью.

Через мгновение серебряный горн пропел: «Дорогу императору!», и роскошная свита двинулась от Дуная.

- Стойте! - закричал командир небольшого военного отряда, оставленного, по императорскому приказу, на берегу реки. - Вон он, Святослав, на лодке, положил весло и ждет встречи!

...Императорский хроникер быстро записывал события дня 971 г.: «Был Святослав среднего роста, не очень низким и не очень высоким, с лохматыми бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой (усами). Голова у него была совсем голой, но с одной ее стороны свисала прядь волос - признак знатности рода. Крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела полностью пропорциональны. Выглядел он довольно суровым и диким. Одно ухо его украшала золотая серьга, с золотым карбункулом и двумя жемчужинами. Одежда на нем была белой и выделялась лишь чистотой. Сидя на скамье для гребцов, он переговорил с императором об условиях мира и отчалил от берега».

- Погоди же, Святослав, пощербится твоя гордость и мужество о мое золото! - презрительно искривил губы император, следя за княжескими лодками, которые быстро таяли в голубой мгле. - Позовите Феофила и приготовьте мешок самого лучшего золота!

В то же мгновение Феофил, усердный и льстивый невольник, стоял перед императором и слушал его приказ:

- Отправляйся к печенежскому хану Куре, передай ему от меня вот этот подарок и скажи, что Святослав с небольшой дружиной возвращается на Русь.

«Посмотрим, чего стоить будут русские мечи и великодушное предупреждение “Иду на вы”, с которым ты, князь, отправлялся на врага», - мысленно вынес приговор князю-воину император...

Много воды дунайской утекло в Черное море, и живет и до сих пор легенда о том, как на Днепровских порогах был коварно убит по приказу византийского императора князь Святослав.

Прозрение

Никогда еще возвращение в Киев не было таким тревожным. Сквозь отворенное окно Владимир поглядывал на разукрашенное звездами небо, пытался выхватить из его мерцающего блеска спасительную паутину сна. Однако сон, слегка коснувшись век, терялся без следа в звездном плетеньи. Наконец, обессиленный бессмысленной борьбой, князь вышел на крыльцо. Легкокрылая киевская ночь звала соблазнительно и всевластно. Разве устоишь перед ее чарами?

Через мгновение Владимир направлялся к Днепру. Дорога была хорошо известна, он нашел бы ее даже с закрытыми глазами. Вела она к старому затворнику Василию. Не раз на жизненном пути обращался князь к нему за советом и рассудительным словом, искренность которых никогда не ставил под сомнение.

- Не мучься. Садись вон там, напротив луны, остуди голову холодным ее лучом. А потом расскажешь о своих хлопотах, - сказал старик.

Вскоре князя убаюкал рассказ старца. Откуда-то из прошлого шел к нему сильный воин, говорил уверенно и серьезно: «Не волнуйся, брат-князь, вернусь с победой. Хотя и трудный выпадает поход, но принесу тебе, властелин, славу». Владимир вдруг проснулся. Почему-то всегда, когда говорил с Василием, вспоминал своего побратима Ставра. Сдержал он тогда слово - победил врага. Но горькой была победа: Ставр не вернулся из похода. Затосковал Владимир, свет стал ему не мил. И вот однажды появился Василий, согбенный увечьем, в длинном одеянии, с крестом на груди. Владимир впервые увидел его на одной из киевских улиц, что-то знакомое уловил во взгляде. Собственно, этот взгляд и спас Василия от гибели, когда княжеские дружинники схватили его и бросили в поруб. Владимир приказал освободить узника, посоветовал ему спрятаться где-то в рощах над Днепром. Впоследствии, во время охоты, встретился с ним еще раз. Познакомились и подружились.

Больше всего ценил Владимир мудрость Василия. Знал тот столько, что хватило бы на всех княжеских советников. Во многих делах помог. Но в княжеский дворец идти не хотел. Так и жил затворником среди леса.

- Василий, почему не идешь в Киев? - спросил Владимир. - Отныне тебя не будут преследовать за твою веру, потому что и я, великий киевский князь, уже крещен, а сегодня, когда взойдет солнце, будут крестить всех киевлян.

- На все воля Божья. Давно тебе говорил: где бессильно оружие, поможет вера. Объединит вера в Иисуса Христа земли Руси, а где единство - там и сила. Будут почитать Киев как величественную столицу свои и чужие. А русичи примкнут, просветленные Божьим словом, к мудрости книжной, к образованию и знанию.

- Построим по всей земле Руси храмы, - мечтал Владимир. - Для науки Божьей будут и школы, где будут учиться боярские дети. Верю - отступятся темнота и невежество.

- Мудро говоришь, князь. Ведь говорит Спаситель: «Не запрещайте детям приходить ко мне». А теперь пора идти домой, вон там и солнышко всходит, - попрощался Василий.

Когда солнце рассыпало первые лучи, Владимир был на Днепре. Отовсюду сходились киевляне. Шли женщины и мужчины, стар и млад, богатые и бедные. Никогда еще князь не видел такого множества людей в одном месте. Все раздевались на берегу и заходили в воду. По берегу ходили священники, читали молитву и осеняли киевлян золотыми крестами.

Вдруг неподалеку, среди толпы, Владимир увидел сгорбленную фигуру. Затворник шел в Днепр с десятком худеньких детей - киевскими сиротами.

- Креститься следует правой рукой, - учил Василий. - Для этого три пальца соединяем вместе, а два (безымянный и мизинец) прижимаем к ладони. Тремя соединенными пальцами касаемся сначала чела, потом живота, а дальше правого и левого плеча, изображая на себе крест, и, опустив руку, кланяемся. Соединение трех пальцев символизирует нашу веру в святую Тройцу: Бога-отца, Бога-сына и Бога-духа святого. Два прижатых пальца являются символом нашей веры в сына Божьего Иисуса Христа, который имеет две ипостаси - есть Бог и есть человек, а для нашего спасения сошел с неба на землю. Во время крещения руку возлагаем на чело, чтобы освятить наш ум и наши мысли; на живот - чтобы освятить наши чувства; на плечо - чтобы освятить силы нашего тела и чтобы благословение Божье было на наших поступках. Креститься надо со словами: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа», «Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу».

Дети зашли в воду, а Василий, оставшись на берегу, страстно молился. Когда обряд закончился, он широко перекрестился. «Какой он сильный в вере своей, - подумалось Владимиру. - Как когда-то был Ставр в ратной доблести». Василий, почувствовав на себе взгляд, оглянулся.

- Боже великий, так это же он, - воскликнул Владимир и изо всех сил кинулся обнимать своего старого побратима.

Княжеские наставления

- Слышал я от одного киевского книжника, - молодой послушник оглянулся и снизил голос, - что растет где-то в степях волшебное зелье, которое будто бы имеет необычайную силу над человеческой душой. Может, и тебе, брат, случалось читать о нем?

- Много выдумывают люди... - монах склонился над книгами, развернул какую-то, очень древнюю, и уже начал было читать, и вдруг поднял глаза на послушника. - О зелье, говоришь?

- Было это, - сказывал мне тот книжник, - в древние времена и вдали от нашей земли.

- Земли Русской, - подхватил монах, - которая уже двенадцать лет не знала нападений степи, которая цвела, как когда-то при Ярославе Мудром, наслаждаясь миром и покоем. Потому что нашелся среди русских князей настоящий сын этой земли - положил конец княжеским дрязгам, победил кочевников-завоевателей, отогнал их аж за море. Немало великих дел, которые просветили землю Руси, как будто солнце, успел совершить Владимир Мономах, так звали князя, но окончился его земной век.

Однако не везде сожаление и скорбь вызывало это известие. Докатилось оно до половецкой степи, надежду и воинское безумие всколыхнула в сердцах кочевников. «Отомстим за несправедливость Мономаха. Будет Русь покорена!» - загудела степь молодыми голосами. «А кто же вас поведет туда? - спрашивали молодых седые деды. - Из всех вождей остался у нас один хан Серчан, и тот нездоров». «Ищем его брата Отрока-хана, захваченного когда-то в плен Мономахом. Натешился уже он на чужбине сытым покоем, пусть возвращается в родную степь!» - шумела молодежь. И отправился в далекое путешествие самый мудрый из половцев - певец Ор. «Если не вернешь нам Отрока-хана, то вечно будем жить со своей обездоленностью», - говорили ему в дорогу. Долго блуждал по свету Ор, пока не нашел Отрока. Но не убедил его ни словом своим, ни пением: забыл Отрок, с детства живя в княжеских палатах, о своей отчизне.

И тогда решился мудрец на последнее - вытянул из-за пазухи веточку засушенной евшан-травы...

- Значит, таки случилось чудо? - нетерпеливо переспросил послушник.

- Чудо? Отрок-хан действительно вспомнил дух родной степи и возвратился домой... Но только не в зелье сила, - монах сокрушенно покачал головой. - Ведь и наши леса и луга богаты травами, а что с того. Умер Мономах, и опять залихорадило Русь от княжеских междоусобиц.

- Разве же не могут князья, братья кровные, найти между собой общий язык?

- Легко это тем, у кого добро в сердце и помыслах. Ведь собирались князья на советы. Присягали, крест святой целовали.

Так было при жизни Владимира Мономаха в Любече. Съехались князья в Любечский замок. «Пошто, - спрашивали друг у друга, - мы сами против себя усобицы* делаем? А половцы землю нашу разносят и радуются, что между нами война доныне. Отныне соединимся в одно сердце и сохраним землю нашу».

- Почему же не получилось так, как предполагалось? - спросил юноша.

- Потому что ищем силы в зелье... - монах опустил глаза, увидел раскрытую книгу и погрузился в чтение.

- А где же она? - смущенно допытывался юноша.

- Ох, и любопытен ты, брат, - оторвавшись от книги, упрекнул монах. - Возьми вон ту книгу. Почитай мудрое Мономахово слово. Может, поймешь.

Юноша улегся в темном углу на скамье, зажег свечу и развернул плотный пергамент.

«Пишу это наставление вам, любимые», - прочитал в начале. Плетенье букв будто рисовало на пергаменте изо дня в день преисполненную тревог и труда жизнь Мономаха.

Вот он парнем тринадцатилетним отправляется из родительского дворца в далекий поход. Сколько дорог с тех пор пройдено! Сколько неустанных трудов! «Сам делал я все, что было нужно, - писал князь. - Весь порядок и в доме своем я наводил, и у ловчих порядок сам держал, и у конюхов, и о соколах, и о ястребах я сам заботился». Поэтому обращался Владимир Мономах к тем, которые прочитают его поучение со страстным наставлением: «Не ленитесь, умоляю вас... Леность - всему дурному мать: что человек умеет, то забудет, а чего не умеет - того не учится».

Прослыл Владимир Мономах справедливым властелином, который никогда и бедную вдову не давал обидеть. Поэтому и сыновей своих учил: «Бедных не забывайте, не давайте сильным погубить человека. Ни правого, ни виновного не убивайте и не повелевайте убить его».

... Незаметно догорела свеча, угасал и день. Время возвращать книгу. Послушник закрыл ее и подошел к книжнику.

- Благодарю, брат, за науку. Действительно, не в зелье сила. Вот только в чем?

* Усобицы - раздор и дрязги между князьями за земли и власть, которые проявлялись в военных походах друг против друга.

- Для того, наверное, мы и рождаемся, чтобы в труде и повседневной науке, держа, как говорил Мономах, «глаза вниз, а душу - вверх», найти ответ на этот вопрос.

Тайна «Слова о полку Игореве»

«Сколько тех дорог в земле нашей! Неисходимые... Неизмеримые», - размышления путника, как и его шаги, были неторопливыми, однако легкими и свободными. Не имел он ни надоедливого товарища, ни обременительной ноши, ни даже имени. Лишь палка, котомка и тень-одиночество, которой он привык за много лет изливать свою душу. Правда, безликая его спутница и собеседница появлялась только в солнечный день.

Он всегда путешествовал. Потому что с рождения была подарена ему судьба поэта-певца. А коль скоро век выдался тревожным - не счесть опустошительных набегов воинственных соседей, - то пел он о храбрых богатырях - князьях русских, которые больше собственной жизни любили родную землю. Так с песнями о венценосных героях ходил он по городам и селам, всегда собирая вокруг себя большую группу слушателей. Но со временем стал замечать, что охладели люди к его пению. Удивлялся: неужели не нужны теперь герои? И вдруг этот камень-проклятие: «Никогда бы тебе не видеть мира, как сыновьям нашим, сложившим головы в княжеских усобицах!». Страшная правда огненной вспышкой резанула глаза: княжеские дрязги лихорадили земли Руси, обескровливали их коварными заговорами одного брата-князя против другого, тысячи жизней забирали княжеские усобицы.

И утихла струна, смолкло сердце. Думал, навек. Но случай изменил его судьбу.

Однажды на киевском торжище услышал песню. Сколько их слышал раньше, но ни одна так не задевала. Пел ее скоморох. Однако не его это была песня, потому что читал он ее с пергаментного листа. Обращался уличный шут не к жителям Подола, а к вельможным князьям. И не было в тех словах издевки или насмешки, а только горькая полынная боль за землю:

Перестали князья с неверными воевать, стали друг другу заявлять:

«Это мое, а то тоже мое, брат!».

Стали они дела ничтожные считать великими, на себя самих поднимать склоки, - а неверные со всех сторон приходили, землю Русскую победили.

Не успел скоморох допеть. Вихрем налетели дружинники, хищно блеснули их острые мечи: «Почему, ворохобник*, сеешь неповиновение среди люда киевского?».

Путник вспомнил, как пособирал разбросанные листы, и будто услышал песню опять. Топотели среди степи лошади - повел князь Игорь полки свои храбрые на землю Половецкую за землю Русскую. Звенела аж под небом сталь - бились русичи против врага, ища себе чести, а князю славы. Плакали от жалости травы - на третий день в полуденный час склонились Игоревы стяги.

Однако не была песня бессильным причитанием. Тот, кто сложил ее, верил: искренние слова, пусть и горькие, как живая вода. Поэтому и обращался к могучим князьям со своим словом. Но был ли услышан? И почему смолк? Где потерялся его след?

Свыше десяти лет искал странствующий поэт ключи к тайне. Обошел Киевщину и Черниговщину, Волынскую землю и Полоцкую, Смоленскую и Владимиро-Суздальскую - побывал во всех городах и городках, названных в «Слове...».

В 1198 году прибыл он в Галицкую землю. Дорога стремительно поднималась вверх. Путник спешил: надо попасть в город до заката солнца.

- Какое дело привело тебя, человече, в Галич? - спросил часовой. - Ты случайно не служишь врагам нашего властелина - князю Роману волынскому и непокорным боярам галицким, которые в очередной раз задумали мятеж?

Первую ночь в Галиче пришлось ночевать в тюрьме. «Нет, видно, у Владимира Ярославича отчей силы, когда с такими предосторожностями встречает пришельцев, - лежа на вязанке соломы, рассуждал путешественник. - Даже пергамент со “Словом...” вытрусили его усердные слуги. Пусть прочитает князь...».

Бряцанье ключей прервало мысли.

- Вот он, этот путник, - послышался голос стражника. - Не верь ему, князь, весьма хитрый, а еще и поэт...

Владимир пристально посмотрел в глаза узника, повернул пергамент и уже в дверях спросил:

- Где ты взял «Слово...»?

* Ворохобник - мятежник.

Неожиданная догадка вихрем захватила воображение странствующего поэта.

- Откуда ты знаешь, князь, что «Слово...» - не мое творение?! Может, оно принадлежит тебе?

Князь, казалось, не слышал дерзкого вопроса. Даже не глянув на узника, молча вышел.

Вскоре заплакали в Галиче колокола: умер князь Владимир - сын Ярослава Осмомысла, брат Ярославны, жены новгород-северского князя Игоря.

«Не сказал... Не сказал...», - гудели они о великой тайне.

Глазами чужестранца

Много чужестранцев посещало Украину. Разные пути приводили их в казацкий край. Одни путешествовали, другие шли войной, а были и такие, которые попадали на берега Днепра, выполняя разнообразные служебные поручения.

- Надеялись ли вы когда-нибудь, что судьба забросит вас на Днепр?

- Были времена, когда я и названия такого не слышал.

Так переговаривались, наблюдая за строительством крепости над Кодакским порогом, два офицера-француза - наемника польского короля. Однако один из них, инженер, не много внимания уделял разговору, его мысль была сосредоточена на чем-то другом. Заметив невнимательность собеседника, друг инженера попробовал пошутить:

- Пытаетесь придумать устройство, которое сделало бы вашу крепость неприступной для казаков? Спешите: польский король объявил вознаграждение тому, кто победит запорожцев. Если же повезет вам, Боплан, то станете самым богатым человеком в мире, так как и за строительство этой крепости вам хорошо платят.

Однако и на такую шутку инженер не ответил. Говорливому же офицеру хотелось поболтать, а потому он решил задеть инженера за живое:

- А их, запорожцев, не так уж и легко будет победить. Потому что не только бесшабашность и смелость присущи этим людям, но и глубокие знания современной военной техники. Скажем, слыхали ли вы, что казаки имеют подводный флот?

Вопрос попал в цель. О технике инженер Боплан мог говорить часами. Поэтому охотно рассказал своему приятелю все, что успел узнать об оружии сечевиков. А поскольку вопрос касался флота, то и начал инженер именно с него.

Он рассказал о том, что море для казака - важнейшее испытание: настоящим казаком считали того сечевика, который побывал на море; джуру, который участвовал в морском походе, сразу же записывали в казацкое войско.

- Небольшие, легкие казацкие лодки-чайки, - продолжал дальше Боплан, - замечательно приспособлены к морским боям. Что же касается подводного флота, то я говорил бы об умении держаться под водой. Здесь казаки, действительно, применяют издавна общепринятые между ними хитрости: держа во рту длинную полую камышину, они длительное время могут находиться под водой незамеченными.

Увлекшись, инженер начал рассказывать о другом оружии казаков:

- Большую силу казачеству придает артиллерия. Говорят, что на Сечи постоянно есть пятьдесят пушек, которые запорожцы прячут в камышах.

- А кто же изготавливает эти пушки? - поинтересовался собеседник Боплана. - Ведь среди казаков нет инженеров.

- В том-то и дело, что казаки - мастера на все руки. Они собственное оружие производят сами, заботясь не только о техническом совершенстве, но и о его внешнем виде. Их ружья, пистоли, сабли - непревзойденные произведения искусства.

- Поговаривают, что казаки воюют не только ружьями и копьями, но и лопатами?

- Да, - продолжал Боплан, - о запорожцах говорят, что нет в мире войска, которое умело бы лучше строить оборонительные валы, чем они. Но едва ли не важнейшее изобретение казаков - полевой лагерь, который они используют для обороны среди степи. Организовать такой лагерь очень просто: казаки ставят кругом телеги, соединяют их цепями, а вокруг - выкапывают ров. Такой казацкий лагерь может неделями выдерживать осаду.

- Вы не теряете времени, инженер. Король был бы вам весьма благодарен за такую исчерпывающую информацию. Кажется, его королевская милость собирается воевать с казаками, собственно, потому и приказано строить Кодакскую крепость.

Инженер Боплан пробыл в Украине семнадцать лет. Вернувшись домой, во Францию, он написал книгу «Описание Украины», в которой обстоятельно рассказал своим землякам об увиденном в казацкой земле.

Первая сабля Хмельницкого

Мир побелел от дождя. Не было неба. Не было земли. Только ливень белой стеной везде, куда достигает глаз.

Частый дождь притупил ощущение опасности, и всадник остановился. Хорошо хоть на мгновение забыть о войне, побыть, как в детстве, наедине с дождем, подставляя теплым струям и лицо, и душу.

Всадник стянул тяжелую мокрую шапку, закрыл глаза. Мысленно полетел в широкие запорожские степи. Почему-то вспомнил, как пьяняще пахнет богун-трава. И затосковал по ней среди этих болот, рек, потоков, ручейков и белого ливня, который аж кипел влажным дымом. Так вдруг захотелось, чтобы в лесистом волынском краю очутился его степной побратим. Не надеясь на чудо, все же остановился, оглянулся вокруг, пытаясь разглядеть хотя бы травинку. Но ища глазами зелье, сквозь завесу дождя за несколько шагов от себя он увидел две фигуры, услышал холодное бряцанье оружия. «В который раз спасла мне жизнь богун-трава, - притаившись в мокрых зарослях, подумал всадник, - так, как и в тот раз, под Винницей».

Дождь не утихал, и воспоминания не покидали. Несколько лет назад ему выпало защищать Винницу. Тогда как раз заканчивалась зима. Ловушка для поляков была готова: по его приказу казаки на месте переправы прорубили в реке полыньи, а чтобы не заметили враги казацких хитростей, притрусили их сеном и соломой, - издали бросалась в глаза «наезженная» дорога. Для убедительности сам все время вертелся на том пути - и едва не попал в полынью, но почему-то вдруг умерил шаг коня, потому что показалось, будто повеяло запахом богун-травы. И остановил его перед самой полыньей этот душистый запах степи... Всадник стряхнул с плеч цепкую усталость и исчез за дождевым пологом.

Вскоре полковник Богун был в казацком лагере.

Казаки волновались. Дождь хлестал по чубатым головам, крепким плечам, сильным рукам, отбеливал рубашки и загар, но не мог смыть тревогу с казацких душ.

- Войско без гетмана, как пчелы без матки! Пойдем за отцом Хмельницким, без него все равно - погибель! - слышалось сквозь дождь.

- Как же мы добудем нашего гетмана, когда держит его в плену предатель хан?!

- Что-то и Богун молчит. Вероятно, ржавчина побила его саблю, а голыми руками не повоюешь.

- Эх, поле Берестечское, гроб казацкий! Старшине мы безразличны, отправляют посольства к королю польскому, советуются с ним о мире и своих привилегиях. Разве за такое мы три года кровь лили-проливали?!

- Видно, взяла смерть в осаду лагерь казацкий. Если не помогут полякам их пушки, так послужат голод и измена. Сколько же мы еще продержимся без хлеба?!

Обжигали сердце те горькие слова. А еще колола глаза страшная правда: если не посчастливится вывести украинскую армию из окружения, то погибнет навеки казацкая слава. И медлить нельзя и дня! В этом Иван Богун убедился, объезжая накануне местность. Ведь видел собственными глазами, как чинят поляки через реку Пляшевку плотину, чтобы затопить казацкий лагерь. И небо помогает врагу, выливая такими дождями, как сегодня, великое множество воды! Поэтому с твердым намерением добиться своего отправился Богун в гетманскую палатку на совещание.

В ночь на 30 июня 1651 г. старшинский совет избрал полковника Ивана Богуна наказным гетманом* и постановил - прорываться из окружения.

Утренний туман надежно скрывал изменения в расположении украинской армии. Под защитой несколькотысячного отряда конницы, которым руководил лично Иван Богун, по трем переправам, намощенным из телег, кожухов, обрубленных кустов и хвороста, отходили основные казацкие силы. «Если бы хотя бы несколько часов продержать поляков в неведении! Если же не поверит польский король казацким хитростям, поймет, почему наши послы согласились вдруг на позорный мир, - быть битве!» - наказной гетман крепко сжимал оружие.

...Когда туман рассеялся, поляки увидели опустевший казацкий лагерь.

- Не иначе как Богуна это дело, - переговаривались польские воины после победного боя против тех казаков, которые не успели выйти из окружения. - Лисий нрав у этого полковника. Опять выскользнул... Кто же теперь поймает лиса за хвост?

* Наказной гетман - лицо, которое временно занимало должность гетмана.

Спасенные казацкие полки возвращались домой. Лил дождь, и каждый знал: заживут раны, будут новые победы. Потому что впереди, как всегда, первая сабля Хмельницкого - отважный полковник Иван Богун.

На перекрестках тайной войны

Генеральный писарь* Иван Выговский пересматривал письма, полученные в последнее время от иностранных властелинов и их послов. «Ваша светлость», «светлый и вельможный», «светлейший» - так обращались чужестранцы к гетману Хмельницкому. Сдержанность и осторожность, а порой и лукавое коварство чувствовались в этих обращениях. Не по собственному желанию, а по принуждению горячей стали казацких сабель признавали родовитые чужестранцы лидера казацкой Украины ровней себе. Поэтому так много скрытых врагов у гетмана Хмельницкого. Поэтому придется бдить, уметь читать между строками, мыслить глубоко, везде имея глаза, - таковы законы тайной войны.

Двери гетманской канцелярии скрипели.

- Здорово, казак, - радостно ответил Выговский на приветствие старого знакомого. - Как там в земле ляшской**? Что нового слышно от господина короля?

Пришедший по привычке внимательно осмотрел горницу. Убедившись, что генеральный писарь один, вытащил из шапки свернутые бумаги.

- Вовремя принес. Сегодня как раз встреча гетмана с польскими послами. Не помешает ему знать о намерениях польского правительства, - Выговский развернул бумаги и начал внимательно их изучать.

Это были шифрованные отчеты личного камергера*** польского короля Василия Верещаки. Вот уже три года он помогает казакам в войне против Речи Посполитой.

Юноша добился у короля особого доверия, вместе с ним бывает на всех тайных совещаниях, которые проводятся в королевском дворце. Сообщения Василия Хмельницкий ценит чрезвычайно.

* Генеральный писарь - один из наивысших правительственных чиновников в казацком государстве, который отвечал за государственную документацию и переписку, а также руководил разведкой, дипломатическими отношениями с зарубежными государствами.

** Ляшский - польский; в те времена украинцы называли поляков ляхами.

*** Камергер - придворный.

- Зайдешь за гетманскими распоряжениями для господина камергера вечером, - провожая гостя, говорил генеральный писарь. - Посмотрим, что нам запоют послы его величества во время обеда.

В посольской горнице после непродолжительных переговоров с гетманом поднялась суматоха. Откуда известно Хмельницкому слово в слово то, о чем лишь должна состояться беседа? «А с чем ты приехал, пан староста, - во время переговоров высмеивал гетман председателя посольства, - и что поручил мне передать господин воевода, я все это знаю». Таки владеет Хмельницкий тайным оружием разведки! Да еще и как владеет! И это тоже прибавляет ему уверенности в победе. Не один из польских власть предержащих вздрогнул от страстных слов Богдана: «Выбью из ляшской неволи весь народ Руси... За границу войной не пойду, на турок и татар сабли не подниму, достаточно имею всего на Украине - достаточно пользы, достатка и прочего в земле и княжестве своем до Львова, Холма и Галича. А ставши над Вислой, скажу дальше ляхам: сидите, молчите, ляхи! А будут и за Вислой кричать, найду я их там точно. А захочет кто с нами хлеб есть, пусть будет послушен Войску Запорожскому».

Вот оно, Богданово гостеприимство!

Хмурые и молчаливые польские послы в сопровождении генерального писаря прибыли на гетманский двор «хлеба есть». Усадьба Хмельницкого встретила их каждодневными хозяйственными хлопотами и воркованием голубей.

Так скромно не жил ни один властелин! «Хорошо было бы иметь в этой усадьбе своего человека. Но похоже, что и на этот раз тайное поручение короля останется невыполненным», - рассуждали послы, разглядывая будничную и невыразительную обстановку горницы, где проходил обед.

Действительно, как можно соблазнить богатством того, кто превыше всего ценит волю?

Когда ночь зажгла над Украиной свои тусклые фонари, из Чигирина в Варшаву полетело двое всадников. Один - от гетмана к королевскому камергеру с новым заданием. Второй - от польских послов к самому королю со словами оправдания. «Досаднее всего, что мы не можем иметь надежных сведений о врагах, потому что обзавестись шпионом - вещь невозможная». Так что на перекрестках тайной войны пока что победа на стороне Хмельницкого.

Неожиданная встреча

Тарас Шевченко услышал, что его окликнули, остановился и оглянулся вокруг, отыскивая взглядом знакомых.

- Приветствую тебя, дорогой друг! - давний знакомый Тараса искренне улыбался. - Давненько не встречались, земляк.

Шевченко попытался вспомнить, когда в последний раз они виделись. Действительно, давно. Эх, судьба! Теперь, после возвращения из десятилетней ссылки, такие встречи случаются ежедневно. Сколько тёплых воспоминаний они дарят!

- Не поверишь, Тарас, с кем я тебя сейчас познакомлю.

Только после этих слов Шевченко обратил внимание на господина благородного вида, стоявшего рядом.

- Прошу, - не унимался разговорчивый земляк, - сын твоего бывшего хозяина Василий Павлович Энгельгардт.

Тарас пристально посмотрел на незнакомца. Эта фамилия сразу напомнила ему крепостное рабство:

...И в том раю,

Убогой хате на краю Я видел пекло... Там всегда - Неволя, тяжкая работа,

И помолится не дают.

Тарас Шевченко задумчиво смотрел на мужчину, стоявшего перед ним, потом спокойно протянул Энгельгардту-младшему руку и сказал:

- Велики и предивны дела твои, Господи.

- Тарас Григорьевич, - немного смущаясь, произнёс Энгельгардт, - я страстный почитатель ваших стихов. Искренне рад вашему освобождению. Надеюсь, не собираетесь бросать творчество?

И снова зароились невесёлые мысли, сжала сердце тоска.

...Свой приговор Тарас Шевченко услышал 30 мая 1847 г.: «Сослать рядовым... Под строжайший надзор, запретив писать и рисовать». Тогда тяжёлое предчувствие неминуемой смерти, которая настигнет вдали от родной земли, отравило его молодую душу:

И меня не минет,

На чужбине убьет,

За решеткой задавит.

Крест никто не поставит И не помянет.

А уже утром 31 мая он был выпровожен из тюремного каземата и посажен на телегу - началось безотрадное путешествие. За десять суток проехал он почти 2000 верст. Пить, есть, отдыхать можно было только тогда, когда перепрягали лошадей: очень уж спешили вывезти подальше от столицы опасного украинского поэта и художника.

22 июня 1847 г. оказался Шевченко в солдатской казарме. Обмеряли его, записали рядовым, дали номер и тесную для него военную форму. «Ты по политическому делу попал в солдаты?» - словно сейчас слышит вопрос офицера. - «Да», - ответил.

- «Не - “да”, а “так точно, ваше благородие!”», - хлестнул, словно кнут, приказ.

«Нет ничего хуже неволи!» - стихам поверял свою боль и тоску. «К тому же, - записал в дневнике, - мне запрещено рисовать. Отнята самая благородная часть моей убогой жизни. Трибунал под предводительством самого сатаны не решился бы на такой холодный, нечеловеческий приговор».

Так и не услышав ответа, Энгельгардт извинился и попрощался. Тарас Шевченко направился к своей мастерской. По дороге вспомнил тот день, когда его выкупили из крепостного рабства. Заботами друзей была собрана необходимая сумма денег - 2500 рублей. Именно за такие деньги продали портрет Василия Жуковского работы Карла Брюллова.

Энгельгардт получил деньги и написал вольную. Случилось это 22 апреля 1838 г. Тарасу было тогда 24 года. И тот день стал самым лучшим в его жизни. Теперь он свободен, теперь ему всюду двери открыты, теперь он может учиться рисовать!

Когда сшили новую одежду, Шевченко пошел с Сошенко в какое-то учреждение и там зарегистрировали акт освобождения.

На следующий день в 10-м часу он пришел к Брюллову. С того времени стал посещать Академию художеств на средства Общества поощрения художников. А еще писал стихи.

Под конец 1838 г. познакомился он с помещиком из Полтавщины Петром Мартосом, который заказал собственный портрет акварельными красками. Как-то, придя позировать, Мартос увидел на полу надорванный лист. Подняв его, прочитал стихи:

Красной гадюкой Несет Альта вести...

Заинтересовавшись этими строчками, Мартос узнал, что у молодого художника немало стихотворений - полный сундучок под кроватью. Спустя некоторое время в 1840 г. на средства Мартоса в Петербурге была издана небольшая аккуратная книжечка под названием «Кобзарь».

...«Растревожил мне воспоминания этот Энгельгардт», - открыв мастерскую, подумал Шевченко.

Затем зажег свечу, раскрыл дневник и записал: «Много-премного всколыхнулось у меня в душе во время встречи с сыном моего бывшего помещика. Но забвение - тому, что минуло, а мир и любовь - тому, что есть теперь».

И все-таки к тебе я мыслями стремлюсь...

І

- Коленька, что случилось? Ты, кажется, не слушаешь меня? - Лариса Петровна пристально смотрела на своего ученика, стремясь понять причину его невнимательности.

- Гляньте-ка на небо, - только и произнес паренек.

Мягкая египетская голубизна, обычно такая ласковая и прозрачная, просто на глазах разгоралась каким-то неистовым огнем. Несколько минут - и небо над Хельваном пылало кроваво-красным заревом.

- Это, вероятно, и есть дыхание пустыни, - задумчиво произнесла Лариса Петровна. - Нам, Коленька, нужно обо всем подробно расспросить кого-то из местных жителей. А вон и Саид с Мухаммедом. Беги, поинтересуйся, что это такое?

Николка спрыгнул с места, а вскоре возвратился возбужденный и заинтересованный.

- Это хамсин! - победно крикнул он. - «Хамса» - по-арабски пять. Саид сказал, что песчаный ветер местные люди связывают с этим числом, потому что дует он якобы пятьдесят суток или число дней, которое делится на пять.

- Что ж, понаблюдаем, - ответила Лариса Петровна и уже на ступеньках, еще раз взглянув на небо, задумчиво добавила:

Рудий хамсин в пустині розгулявся,

Жагою палений, мчить у повітрі,

Черкаючи пісок сухими крильми,

І дише густо полум’ям пекучим...

II

В уютном холле Лариса Петровна и Николка попытались вернуться к занятиям. Но, видимо, горячий хамсин, который к тому времени уже полновластно хозяйничал на улице, занимал мысли и чувства и учительницы, и ученика. Тем более, что Лариса Петровна - выдающаяся украинская поэтесса, известная под творческим именем Леси Украинки, как настоящий художник не могла оставаться равнодушной к грозному и удивительному явлению природы. Коварная болезнь вынуждала ее много путешествовать. Вот и теперь в Египте находилась на лечении. «Не разочаровал меня Египет, а еще больше околдовал», - писала поэтесса в письме к матери. Впечатления были настолько сильными и вдохновляющими, что вызывали желание творить. В тот год в Хельване Леся Украинка написала цикл стихотворений «Весна в Египте», в которых воплотила свое восхищение страной солнца. Но и на чужбине не забыла писательница о Родине. Ни солнце, ни красоты природы не могли заменить ей туманных рассветов родной земли, звавшей ее, словно птицу, улетевшую на зиму в теплые края:

І все-таки до тебе думка лине,

Мій занапащений, нещасний краю,

Як я тебе згадаю,

У грудях серце з туги, з жалю гине.

Там, в родных волынских лесах, таилось самое большое чудо - загадка жизни. Еще с детства в Лесином воображении жили Мавка и Перелестник, Русалка и Водяной, Марище и Доля, Лесовик и Рвущий плотины... Как-то, слушая сказку о лесной девушке Мавке, маленькая Лариса удивлялась: оказывается, все это лесное братство бессмертно; как деревья, оно зимой засыпает, а весной - снова пробуждается к жизни.

- Если бы люди могли так, - мечтала девочка.

- Людям дается большое испытание, - объясняла мама. - Кто пронесет искру любви, как Мавка, сквозь все препятствия и соблазны, не променяет ее ни на какие выгоды, тот получит в награду то, что не умирает. Но для этого человек должен быть сильным.

Впоследствии Леся часто вспоминала мамины слова. Каким же тяжелым оказалось ее испытание! Нестерпимая боль, запускающая когти в самое сердце, и чужбина.

Даже горячее дыхание пустыни оказалось бессильным приглушить тоску по Родине, родным и близким. Поэтому не удивительно, что в далеком Египте появилась исполненная грусти и любви к Украине поэма «Боярыня». Но несчастливой оказалась судьба этого произведения. Искренние чувства любви к родной земле, пылкий призыв к землякам избавиться от постыдных невольничьих оков и стать свободными так испугали врагов украинской государственности, что поэма более 70 лет замалчивалась. И лишь когда Украина стала свободной державой, Лесино слово возвратилось к родному народу.

III

- Лариса Петровна, что поразило вас больше всего? - все еще ошеломленно и как-то таинственно спросил Николка.

- Цвета, - ответила Лариса Петровна. - Меня завораживает такое их слияние. Как на Украине во время вечерней зари.

За окнами шуршал песком горячий ветер, полуденное солнце сыпало золотисто-красными лучами, каждый думал о своем. Кто знает, может, именно в те минуты в душе Леси Украинки рождались слова:

Добраніч, сонечко! Ідеш на захід...

Ти бачиш Україну - привітай!

Украинская манифестация

Киев напоминал весеннюю реку. С каждой минутой его улицы все больше и больше заполнялись людьми: бурное половодье революции вытягивало из уютных жилищ даже пожилых хозяек. Порывистый мартовский ветер надувал паруса желтоголубых знамен, подхватывал брошенные утренние газеты и разносил новости в самые отдаленные уголки города: «Все на украинскую манифестацию!». Именно с таким лозунгом вышел в тот день - 19 марта 1917 г. - первый номер новой киевской газеты «Вести из Украинской Центральной Рады».

- Дедушка, уйдите-ка лучше с дороги, - шутили юноши-гимназисты, обращаясь к седому, выбеленному, как зима, крестьянину, который растерянно поглядывал то на заполненные народом улицы, то на газету, поднятую с брусчатки.

- Что за причина такая, - бормотал сам себе старик, - людей много, а спросить не у кого.

- Так спрашивайте у нас, дедушка, но сначала уйдите с дороги, - выкрикивала молодежь.

- Приехал, сынки, я издалека, хочу перед смертью поклониться святой киевской земле, посмотреть на предивные наши церкви. Теперь ищу храм Святой Софии.

- Вам повезло, дедушка, потому что и мы туда движемся. Давайте ваши котомки и идемте вместе.

- Если не шутите над стариком, то присоединюсь к вашей компании. Может, среди молодых и сам помолодею.

Через несколько минут их захватил многотысячный водоворот киевлян. Вскоре крестьянин совсем освоился и расспрашивал гимназистов о киевских новостях.

- Первое, о чем мне расскажите, хлопцы, - так это про сегодняшний день. Куда идут все эти люди?

- А вот читайте, дедушка, - ответил один из гимназистов и указал на большой заголовок в газете, которую все еще держал старик, - «Украинская манифестация».

- Что это такое - манифестация?

- Это мы с вами, дедушка, и все люди, которые рядом с нами. Вышли на улицы по призыву Украинской Центральной Рады, потому что хотим сами быть хозяевами в собственном доме.

- Слышал я, что в России уже нет царя. Может, и в самом деле Украина вырвется на волю?

- Поэтому-то и нужно поддержать Центральную Раду: пусть в мире знают, что мы имеем свое правительство, которое народ уважает. Тогда легче будет договориться с соседями и заставить их признать право Украины на независимость.

- Так что, уже имеем свое правительство - Центральную Раду?

- Если мы поддержим Центральную Раду, отдадим за нее свои голоса, то она, безусловно, вскоре станет нашим правительством.

- Великое дело делаете, хлопцы.

- Так и вы с нами. Сейчас подойдем к городской думе. Там будет выступать председатель Центральной Рады Михаил Грушевский. А оттуда прямиком к Софии - на народное вече.

Сотни желто-голубых знамен развевались над Киевом. Стотысячная украинская манифестация приближалась к Киевской думе. Там со словами приветствия обращались к людям самые известные горожане. И вдруг - все стихло. Воодушевленный голос призывал общественность: «Поклянемся под знаменем

Шевченко, что будем бороться и не сложим оружия, пока не добудем свободу родному краю!».

- Это, дедушка, и есть Михаил Грушевский - председатель Центральной Рады. А чего стоит его слово - смотрите сами.

На какое-то время стало тихо. А потом началось что-то невообразимое: люди все как один стали на колени, подняли руки вверх и поклялись. Первые ряды подхватили Грушевского на руки и понесли на второй этаж думы, на балкон, и оттуда показали его народу. Из груди тысяч людей разом вырвалось: «Слава батьку Грушевскому!».

- Не богатырь, а какую силу имеет! - сказал крестьянин.

- Если бы всем нам его мудрость... Михаил Грушевский - самый уважаемый украинский ученый-историк, со студенческих лет изучает историю нашего народа. Он убежден, что украинцы вправе иметь свою державу. Вот почему, не колеблясь, Грушевский согласился сегодня возглавить Центральную Раду.

- Оно и хорошо: Украине нужны умные головы, - вслух размышлял старик.

Ожидали в Киеве приезда Грушевского с нетерпением. Центральная Рада образовалась, когда профессора еще не было в Украине: не вернулся из ссылки. Когда же, наконец, приехал на Родину, то узнал о своем избрании председателем Украинской Центральной Рады. И тогда с гордостью сказал: «Это самая большая честь, которая мне когда-либо была оказана».

...Колонна манифестантов приближалась к Софии Киевской. Там, как и в княжеские времена, должно было состояться народное вече. Над площадью свободно развевалось украинское знамя, прикрепленное к булаве Богдана Хмельницкого. Киевляне и гости со всей Украины приветствовали решение Центральной Рады.

- Счастлив я, хлопцы, что увидел Святую Софию в такой день, - обнимая гимназистов, растроганно сказал крестьянин. - Повезу домой веру в то, что за свободную Украину будут стоять миллионы.

О чем поведала прадедушкина медаль

- Эй, кто есть дома?— послышался из прихожей бодрый голос отца.

Дима, обрадовавшись, схватил рисунок и бросился в отцовские объятия.

- Наконец, папа, не мог тебя дождаться. Готовимся к завтрашнему празднику,- мальчик развернул листок с неоконченным рисунком, - но боюсь, что без твоей помощи не справлюсь.

- Подожди, давай все по порядку: что за задание?

- К Празднику Победы мы в школе готовим выставку «Память земли». Наш класс упорно трудился: на протяжении года мы побывали на экскурсии в музее Великой Отечественной войны, в парке Славы. Всюду фотографировались, поэтому у нас есть хороший альбом. А вчера посоветовались и поняли, что память земли - это и память семей, живущих на этой земле. Оказалось, что в семьях многих детей хранятся военные фотографии, письма тех лет... А я вспомнил, - Дима гордо вытянулся и даже немножко, чтобы казаться выше, поднялся на пальцах, - о прадедушкиной награде, хранящейся в резной шкатулке.

После этих слов мальчик еще раз развернул перед отцом рисунок: на листе была изображена медаль с надписью «За оборону Киева», прикрепленная пятиугольной колодкой к веточке лавра.

Особенно гордился Дима тем, как у него получились бойцы на переднем плане.

- У тебя прекрасный рисунок, - похвалил отец. - А чем я могу помочь?

- Понимаешь, к рисунку нужно написать комментарий, чтоб понятно было, о каких военных событиях хранится память в нашей семье.

- Так вот в чем дело... - отец прижал сына к себе, задумчиво глянул за окно: с их верхнего этажа было хорошо видно, как кудрявился молодой зеленью правый днепровский берег.

Война пришла в Киев 22 июня 1941 года. На рассвете того дня город содрогнулся от первого бомбового удара, а через месяц город стал фронтовым. Все в те дни в Киеве дышало войной: почти 200 тысяч киевлян стали воинами Красной армии, десятки тысяч людей работали на сооружении защитных укреплений, окопов, противопехотных и противотанковых препятствий.

Даже школьники принимали участие в обороне Киева, продолжавшейся 73 дня. Но как бы самоотверженно не оборонялись солдаты и жители города, 19 сентября 1941 года в Киев вошли захватчики. Так начался период оккупации. Каждый день, прожитый под властью оккупантов, - а таких дней было 778, - приносил киевлянам невероятные страдания. Самая большая трагедия оккупированного Киева - урочище Бабий Яр, где погибло более 100 000 людей. Многие киевляне были вывезены на принудительные работы в Германию. Поражают такие цифры: перед войной в Киеве было 930 тысяч жителей, когда же оккупация закончилась - лишь 180 тысяч.

Героической страницей истории родной земли являются события, связанные с освобождением Киева. Под шквальным огнем отряды Красной армии в октябре 1943 года переправлялись через Днепр, однако наступать по склонам правого днепровского берега было трудно. Тогда командование решило применить маневр: под прикрытием ночи бойцы-освободители переправились назад на левый берег, продвинулись немного на север.

Недалеко от села Летки прямо по дну Десны переправились советские танки. Наступление на Киев развернулось около села Лютеж. Сейчас там музей, экспозиция которого рассказывает о героических событиях. С Лютежского плацдарма - так называется место, с которого началось наступление по освобождению Киева, - был нанесен решающий удар, и 6 ноября 1943 года Киев был освобожден...

Из рассказа отца Дима узнал, что его прадед стал солдатом в первые месяцы войны, на фронт он пошел из Киева, а в 1943 году вернулся в родной город в рядах освободителей. Здесь, под Киевом, был тяжело ранен.

Медалью «За оборону Киева» был награжден в 1961 году - именно в этот год отмечали двадцатилетие трагических событий осени 1941 года, память о которых увековечили учреждением государственной награды.

На следующий день мальчик со своими одноклассниками почтил героев минутой молчания. Он думал о прадедушкиной медали и о том, что День Победы - и его праздник.